Женские имена в истории нашего села. Евдокия.

Летят годы чередой, уходят люди в вечный покой, новые поколения спешат им на смену, и для них неизвестными становятся те, кто жили до них. А они ведь тоже любили, радовались, удивлялись, мечтали, преодолевали недуги… Говорят, мы не должны быть Иванами, не помнящими родства. Это так. Перелистывая страницы архивных документов, читаю фамилию, имя, отчество, год рождения — и все. Но хочется представить образы этих людей, узнать об их жизни…
Сегодня речь пойдет о Евдокии Петровне Пешехоновой, женщине, давно оставившей наш бурный век. Ее жизнь – частица истории села Тысяцкого, нашей страны. Вспоминаю Евдокию с большой симпатией. 80-е годы ушедшего столетия, навстречу мне идет женщина среднего роста, одета по-простому, по-крестьянски. Опрятное платье, чистый платочек на голове, из-под которого видны гладко зачесанные седые волосы, походка спокойная и, серые приветливые глаза дружелюбно смотрят на прохожих.
— Здравствуйте, Евдокия Петровна! – говорю ей, и она с легким поклоном отвечает мне взаимностью. В те годы я уже проявляла уже интерес к краеведению, хотелось записать рассказы людей, как говорится, из живых уст. Обратилась к Евдокии Петровне. Она позвала к себе. Обычная крестьянская изба, простая мебель. В переднем углу образ Спасителя, на столе потертая от времени и рук человеческих книга – Библия. Евдокия Петровна читала ее постоянно. Бабушка и мама воспитывали ее в православной вере, в момент нашего разговора хозяйка и сама была в преклонном возрасте, но с какой любовью она повторяла: «Моя мама, моя бабушка»…. Эти женщины были дороги ее сердцу. В юности Евдокию Петровну звали Дусей, Дуняшей. С молодых лет она умела делать всю крестьянскую работу.
Незадолго до войны уехала Дуся к тете в Ленинград. Жила на Васильевском острове. Приехавшую племянницу устроила в трамвайное депо. Стала деревенская девушка кондуктором. Поначалу все было непривычно: шум, движение, потоки людей. Но прошло время, встретила парня. Полюбили друг друга, поженились. Дали молодоженам квартиру в пригороде. Ездить на работу оказалось далеко, и молодая женщина устроилась поближе к дому на трансформаторный завод, в годы войны он стал военным предприятием. Родилось двое деток: дочка Тамара да сынок Сашенька. Перед самой войной приехали к ним свекровь и родная мама. Сына Сашу взяла к себе погостить свекровь в город Ельцы, а дочку в Тысяцкое увезла мама.
Но грянули черные дни для всего нашего мирного народа. Война без спросу ворвалась в дома. Дуся осталась в Ленинграде, на военном заводе. В квартире жила вместе с двумя другими женщинами. Началась блокада. Город беспрерывно бомбили. Люди трудились в цехах, и только когда срабатывала сирена, спускались в бомбоубежище. Затем выходили и снова работали. Однажды снаряд попал прямо в цех, было много жертв. Рабочих разделили на две бригады — одна по городу убирала тела погибших, другая рубила лед на тротуарах. Окна в домах закрывали черными шторами, света не было. Паек хлеба – 200 граммов – совсем мизерный. Как-то утром к женщинам зашел домоуправ: «Девки, вы живы? Вот что я вам скажу. Будут в дверь стучать – не открывайте. Нехорошие люди ходят по подъездам домов, в этот же день вечером в дверь постучали. Женщины веревкой зацепили дверные скобы, а сами держали дверь, в которую ломились непрошенные гости. «А, догадались», — крикнули они и ушли. С каким бешеным ритмом бились женские сердца: тревога, страх, ужас. Спать не ложились. Ночью послышался душераздирающий крик, но выйти на улицу не решились. Люди на фронтах проливали кровь, а мерзавцы не брезговали ничем.
Хлеба не хватало, приходилось менять платья на хлеб, крупы. Однажды посчастливилось обменять маленький угольный самовар на небольшой сверток с кусочком жира. Он оказался большим подспорьем для поддержки ухудшавшегося здоровья. Но вот настало время, и женщин удалось вывезти в Ярославль, а оттуда на корабле в сторону Сталинграда. Встретили там приезжих хорошо, в полях стоял хлеб, ждал, когда его уберут. Тут тоже начались бомбежки. Страшно было, работали, преодолевая страх. Хлеба давали здесь по 800 граммов. Но и его теперь казалось мало, съели и опять есть хочется. Неподалеку располагался военный госпиталь. Сколько раненых солдат умирало!
А Дуся жила одной мечтой – выжить во что бы то ни стало и увидеть своих дорогих кровиночек. Город Ельцы находился в оккупации, и жуткие мысли не давали покоя молодой матери: «Как-то там ее сынок, жив ли?» В 1943 году Евдокия написала заявление, и ее отпустили к сыну. Ехала на перекладных. Оставалось несколько десятков километров, когда она познакомилась в пути с одной старушкой. Вместе им удалось уговорить одного шофера взять их в рейс. Евдокия дала ему денег, а старушка доехала как раз до своего дома и вынесла шоферу две румяных пышки и четыре красных яблока. При виде их у Евдокии чуть не случился обморок. Вышла мать из машины, а куда идти – не знает. Где найти сына? Навстречу бежала ватага детей. У одного из них Дуся спросила: «Где тут находится крахмало-терочный завод?» Мальчик внимательно посмотрел на нее: «Да ты не Пешехона ли мать?» И вся ватага с криками побежала вперед. Как неслась сама Дуся, не помнит, казалось, ноги бежали впереди нее, а сердце готово было вот-вот выскочить из груди. Вот и дом, калитка, а возле нее стоит худенький босоногий ее сыночек, ее Сашенька, семи лет от роду. Увидели друг друга, обнялись, а Саша так крепко вцепился в мать, точно врос, и в этот момент никакая сила не смогла бы его оторвать от нее. Плачет мать, плачет ребенок, всхлипывает горько, громко и повторяет одно и то же: «Мама, мама, ты за мной, ты за мной?» Народ собрался – целая улица, и у всех слезы на глазах.
Слава Богу, приехали домой. Дочка Тамара рада-радехонька и маме и братишке. В Тысяцком, как и по всей тогда крестьянской земле, бабы да ребятишки. Стали все вместе поднимать родимую сторону. Поливали землю потом, с любовью трудились весь световой день. Тамара с матерью работала на телятнике, а семилетний Саша водил пару лошадей, когда Яков Иванович Ребезов стоял за плугом, и вместе они пласт за пластом перепахивали землю-кормилицу, которая за заботу одаривала их богатым урожаем.
Трудилась Евдокия Петровна в родном колхозе долго, ее натруженные руки не боялись никакой работы. Ее уважали односельчане, любили дети, внуки. Мужа с войны не дождалась, погиб любимый, оставив память о себе в их родных детях, Тамаре и Саше. В послевоенные годы женщин за их самоотверженный труд на селе награждали отрезами на платья. Но Евдокия часто отдавала их тем, кто остро нуждался, поясняя при этом: «Он мне не нравится» или «Он слишком светлый, куда в деревне такой наденешь». Война не прошла бесследно для нее. Блокада сказалась болезнями глаз, сделала операцию. Здоровье было подорвано. По совету врача завела козу, от козьего молока окреп организм. Вырастила детей одна, выучила, выпустила выросших птенцов в большой мир.
На сегодняшний день нет в живых старшего поколения Пешехоновых, но живет внучка — Марина Александровна Пешехонова. Сама бабушка. У ее дочери Наташи трое детей: Богдан, Степан, Марьяна Панихины. Это правнуки Евдокии Петровны, простой русской женщины, о которой с благодарностью помнят ее потомки. Они наверняка теперь не вырастут Иванами, не помнящими родства, будут знать свои корни, что проросли в добрый час на тысяцкой земле.
Татьяна Лебедева